Какими свойствами обладает эквивалентная форма стоимости

Мы видели, что когда какой‑либо товар А  (холст) выражает свою стоимость в потребительной стоимости отличного от него товара B  (сюртуке), он в то же время придает этому последнему своеобразную форму стоимости, форму эквивалента. Товар холст обнаруживает свое собственное стоимостное бытие том, что сюртук, не принимая никакой формы стоимости, отличной от его телесной формы, приравнивается к холсту. Таким образом, холст фактически выражает свое стоимостное бытие тем, что сюртук может непосредственно обмениваться на него. Эквивалентная форма какого‑либо товара есть поэтому форма его непосредственной обмениваемости на другой товар.

Если данный вид товара, например сюртуки, служит другому виду товара, например холсту, в качестве эквивалента, если, таким образом, сюртуки приобретают характерное свойство – находиться в форме, непосредственно обмениваемой на холст, то этим отнюдь еще не указывается та пропорция, в которой сюртуки и холст могут обмениваться друг на друга. Она зависит, поскольку дана величина стоимости холста, от величины стоимости сюртуков. Является ли сюртук эквивалентом, а холст относительной стоимостью, или, наоборот, холст эквивалентом, а сюртук относительной стоимостью, величина стоимости сюртука в любом случае определяется рабочим временем, необходимым для его производства, следовательно – независимо от формы его стоимости. Но раз товар вида сюртук занимает место эквивалента в выражении стоимости, величина его стоимости, как таковая, не получает никакого выражения. Более того: она фигурирует в стоимостном уравнении только как определенное количество данной вещи.

Например: 40 аршин холста «стоят» – чего? Двух сюртуков. Так как товар вида сюртук играет здесь роль эквивалента и потребительная стоимость сюртук противостоит холсту как стоимостной плоти, то достаточно определенного количества сюртуков, чтобы выразить определенную величину стоимости холста. Два сюртука могут поэтому выразить величину стоимости 40 аршин холста, но они никогда не могут выразить величину своей собственной стоимости, величину стоимости сюртуков. Поверхностное понимание этого факта, – что в стоимостном уравнении эквивалент имеет всегда только форму простого количества известной вещи, известной потребительной стоимости, – ввело в заблуждение Бейли и заставило его, как и многих из его предшественников и последователей, видеть в выражении стоимости только количественное отношение.

В действительности эквивалентная форма товара не содержит никакого количественного определения стоимости.

Первая особенность, бросающаяся в глаза при рассмотрении эквивалентной формы, состоит в том, что потребительная стоимость становится формой проявления своей противоположности, стоимости.

Натуральная форма товара становится формой стоимости. Но nоtа bеnе [заметьте хорошенько]: для товара В  (сюртука, или пшеницы, или железа и т. д.) это quid pro quo [появление одного вместо другого] осуществляется лишь в пределах стоимостного отношения, в которое вступает с ним любой иной товар А  (холст и т. д.), – лишь в рамках этого отношения. Так как никакой товар не может относиться к самому себе как эквиваленту и, следовательно, не может сделать свою естественную наружность выражением своей собственной стоимости, то он должен относиться к другому товару как эквиваленту, или естественную наружность другого товара сделать своей собственной формой стоимости.

Для большей наглядности иллюстрируем это на примере тех мер, которыми измеряются товарные тела как таковые, т. е. как потребительные стоимости. Голова сахара как физическое тело имеет определенную тяжесть, вес, но ни одна голова сахара не дает возможности непосредственно увидеть или почувствовать ее вес. Мы берем поэтому несколько кусков железа, вес которых заранее определен. Телесная форма железа, рассматриваемая сама по себе, столь же мало является формой проявления тяжести, как и телесная форма головы сахара. Тем не менее, чтобы выразить голову сахара как тяжесть, мы приводим ее в весовое отношение к железу. В этом соотношении железо фигурирует как тело, которое не представляет ничего, кроме тяжести. Количества железа служат поэтому мерой веса сахара и по отношению к физическому телу сахара представляют лишь воплощение тяжести, или форму проявления тяжести. Эту роль железо играет только в пределах того отношения, в которое к нему вступает сахар или какое‑либо другое тело, когда отыскивается вес последнего. Если бы оба тела не обладали тяжестью, они не могли бы вступить в это отношение, и одно из них не могло бы стать выражением тяжести другого. Бросив их на чаши весов, мы убедимся, что как тяжесть оба они действительно тождественны и потому, взятые в определенной пропорции, имеют один и тот же вес. Как тело железа в качестве меры веса представляет по отношению к голове сахара лишь тяжесть, так в нашем выражении стоимости тело сюртука представляет по отношению к холсту лишь стоимость.

Однако здесь и прекращается аналогия. В выражении веса сахарной головы железо представляет естественное свойство, общее обоим телам, а именно тяжесть, в то время как сюртук в выражении стоимости холста представляет неприродное свойство обеих вещей: их стоимость, нечто чисто общественное.

Так как относительная форма стоимости товара, например, холста, выражает его стоимостное бытие как нечто совершенно отличное от его тела и свойств последнего, например как нечто «сюртукоподобное», то уже само это выражение указывает на то что за ним скрывается некоторое общественное отношение. Как раз противоположный характер носит эквивалентная форма. Ведь она состоит именно в том, что данное тело товара, скажем сюртук, данная вещь как таковая, выражает стоимость, следовательно по самой природе своей обладает формой стоимости. Правда, это справедливо лишь в пределах того стоимостного отношения, в котором товар холст относится к товару сюртук как к эквиваленту[31]. Но так как свойства данной вещи не возникают из ее отношения к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении, то кажется, будто сюртук своей эквивалентной формой, своим свойством непосредственной обмениваемости обладает от природы, совершенно так же как тяжестью пли свойством удерживать тепло. Отсюда загадочность эквивалентной формы, поражающая буржуазно‑грубый взгляд экономиста лишь тогда, когда эта форма предстает перед ним в готовом виде – как деньги. Тогда экономист пытается разделаться с мистическим характером золота и серебра, подсовывая на их место менее ослепительные товары и все с новым и новым удовольствием перечисляя список той товарной черни, которая в свое время играла роль товарного эквивалента. Он и не подозревает, что уже самое простое выражение стоимости: 20 аршин холста = 1 сюртуку, дает разгадку эквивалентной формы.

Тело товара, служащего эквивалентом, всегда выступает как воплощение абстрактно человеческого труда и всегда в то же время есть продукт определенного полезного, конкретного труда. Таким образом, этот конкретный труд становится выражением абстрактно человеческого труда. Если, например, сюртук служит не более как вещью, в которой осуществлен абстрактно человеческий труд, то и портняжный труд, который фактически в нем осуществлен, служит не более как формой осуществления абстрактно человеческого труда. В выражении стоимости холста полезность портняжного труда сказывается не в том, что он изготовляет платье, следовательно, – и людей[32], а в том, что он производит вещь, в которой мы сразу видим стоимость, т. е. сгусток труда, который ничем не отличается от труда, овеществленного в стоимости холста. Для того чтобы изготовить такое зеркало стоимости, само портняжество не должно отражать в себе ничего другого, кроме своего абстрактного свойства быть человеческим трудом вообще.

В форме портняжества, как и в форме ткачества, затрачивается человеческая рабочая сила. Следовательно, обе эти деятельности обладают общим характером человеческого труда и в некоторых определенных случаях, например, в производстве стоимости, должны рассматриваться только с этой точки зрения. В этом нет ничего мистического. Но в выражении стоимости товара дело принимает иной вид. Например, чтобы выразить, что ткачество не в своей конкретной форме создает стоимость холста, а в своем всеобщем качестве человеческого труда, – ткачеству противопоставляется портняжество, конкретный труд, создающий эквивалент холста, как наглядная форма осуществления абстрактно человеческого труда.

Итак, вторая особенность эквивалентной формы состоит в том, что конкретный труд становится здесь формой проявления своей противоположности, абстрактно человеческого труда.

Но так как этот конкретный труд, портняжество, выступает здесь как простое выражение лишенного различий человеческого труда, то он обладает формой равенства с другим трудом, с трудом, содержащимся в холсте; поэтому, несмотря на то, что он, подобно всякому другому производящему товары труду, является трудом частным, он все же есть труд в непосредственно общественной форме. Именно поэтому он выражается в продукте, способном непосредственно обмениваться на другой товар. Третья особенность эквивалентной формы состоит, таким образом, в том, что частный труд становится формой своей противоположности, т. е. трудом в непосредственно общественной форме.

Обе последние особенности эквивалентной формы станут для нас еще более понятными, если мы обратимся к великому исследователю, впервые анализировавшему форму стоимости наряду со столь многими формами мышления, общественными формами и естественными формами. Я имею в виду Аристотеля.

Прежде всего Аристотель совершенно ясно указывает, что денежная форма товара есть лишь дальнейшее развитие простой формы стоимости, т. е. выражения стоимости одного товара в каком‑либо другом товаре; в самом деле, он говорит:

«5 лож = 1 дому»

«не отличается» от:

«5 лож = такому– то количеству денег»

(«κλϊναι πέντε άντι … όσου αί πέντε κλϊναι»).

Он понимает, далее, что стоимостное отношение, в котором заключается это выражение стоимости, свидетельствует, в свою очередь, о качественном отождествлении дома и ложа и что эти чувственно различные вещи без такого тождества их сущностей не могли бы относиться друг к другу как соизмеримые величины. “Обмен, – говорит он, – не может иметь места без равенства, а равенство без соизмеримости” (“οϋτ΄ίβότης μή οϋβης βυμμετρίας”). Но здесь он останавливается в затруднении и прекращает дальнейший анализ формы стоимости. “Однако в действительности невозможно (“τή μέν ούν άληυεία άδύνατον), чтобы столь разнородные вещи были соизмеримы, т. е. качественно равны. Такое приравнивание может быть лишь чем‑то чуждым истинной природе вещей, следовательно лишь “искусственным приемом для удовлетворения практической потребности” 29.

Итак, Аристотель сам показывает нам, что именно сделало невозможным его дальнейший анализ: это – отсутствие понятия стоимости. В чем заключается то одинаковое, т. е. та общая субстанция, которую представляет дом для лож в выражении стоимости лож? Ничего подобного “в действительности не может существовать”, – говорит Аристотель. Почему? Дом противостоит ложу как что‑то равное, поскольку он представляет то, что действительно одинаково в них обоих – и в ложе и в доме. А это – человеческий труд.

Но того факта, что в форме товарных стоимостей все виды труда выражаются как одинаковый и, следовательно, равнозначный человеческий труд, – этого факта Аристотель не мог вычитать из самой формы стоимости, так как греческое общество покоилось на рабском труде и потому имело своим естественным базисом неравенство людей и их рабочих сил. Равенство и равнозначность всех видов труда, поскольку они являются человеческим трудом вообще, – эта тайна выражения стоимости может быть расшифрована лишь тогда, когда идея человеческого равенства уже приобрела прочность народного предрассудка. А это возможно лишь в таком обществе, где товарная форма есть всеобщая форма продукта труда и, стало быть, отношение людей друг к другу как товаровладельцев является господствующим общественным отношением. Гений Аристотеля обнаруживается именно в том, что в выражении стоимости товаров он открывает отношение равенства. Лишь исторические границы общества, в котором он жил, помешали ему раскрыть, в чем же состоит “в действительности” это отношение равенства.

3.3.5.4. Разрешение противоречия относительной и эквивалентной форм стоимости.

В разделе 3.2.4 книги мы разбирали противоречия относительной и эквивалентной форм марксовой категории «стоимость». Но для разрешения этих противоречий не достаточно даже еще раз освежить в памяти содержание и этого раздела, и раздела 3.3.3.7. «Стоимость продукта труда». Прежде всего необходимо напомнить принципиальные различия того, как в марксизме и в наноэкономике определяется сама категория «стоимость».

У Карла Маркса стоимость количественно выражается в рабочем времени, общественно необходимом для изготовления продукта при общественно средних условиях производства и общественно среднем уровне производительности работников. А потому на практике, без отступления от существа марксизма, стоимость непосредственно исчислена быть не могла. Ибо, по научной диалектике индивидуального и общественного, общественно необходимые затраты могут быть исчислены только посредством суммирования и усреднения всех фактических индивидуальных затрат, индивидуальных стоимостей. А индивидуальная стоимость в марксизме не существует (хотя несколько раз и упоминается). Индивидуальная стоимость – это противоречие в определении. И если на практике в СССР стоимость, как общественно средние затраты, все-таки исчислялась, то делалось это не по теории Маркса, а вопреки ей.

В наноэкономике стоимость определяется и количественно выражается, как индивидуальное и фактически затраченное в данных условиях и обстоятельствах рабочее время на изготовление каждого конкретного экземпляра продукта труда, как его конкретная и фактическая себестоимость.

Результатом противоречивости марксова понимания стоимости и стали противоречия в его понимании относительной и эквивалентной ее форм.

Прежде всего и принципиально, невозможно соглашаться с утверждениями Маркса о том, что собственная вещественная натуральная форма продукта труда не может служить формой его стоимости. И что формой стоимости первого товара в меновом отношении двух товаров служит вещественная натуральная форма второго товара. Ведь главными признаками наличия у товара стоимости являются все внешние объективные, воспринимаемые всеми органами чувств человека, свойства продукта, свидетельствующие о причастности к его появлению «на свет» именно в таком виде, человеческого труда. А эти признаки, если они вообще могут быть обнаружены человеком, фиксируются им до соотнесения продукта с каким-либо другим продуктом, в собственной вещественной форме продукта. Потому, что, например, именно изготовитель продукта лучше всего соотносит каждый «завиток» своего изделия с каждым конкретным и абстрактным «завитком» своего труда, своей конкретной и абстрактной рабочей силы.

Каждый второй, третий шов на ткани джинсов, каждый дополнительный ряд пуговиц на пиджаке и прочее, и прочее однозначно свидетельствует и изготовителю, и потребителю об относительно большем количестве времени, потребовавшемся изготовителю на выполнение этих швов, на пришивание этих пуговиц. Каждая видимая шляпка гвоздя, торчащая или отсутствующая в положенном месте в обрешетке деревянной крыши дома свидетельствует о дополнительном или «сэкономленном» количестве труда в работе плотника. Каждая дополнительная блестящая хромированная деталь в отделке автомобиля свидетельствует о дополнительном труде гальваника по хромированию этой детали. И так далее. До бесконечности.

И лучше всех других людей эту неразрывную связь вещественных характеристик продукта и количества труда, затраченного на его изготовление, известна именно и только изготовителю продукта. И именно эта конкретная и непосредственная связь индивидуальных и фактических затрат труда и его результата должна была бы быть положена Марксом в содержание базовой экономической теории – стоимости.

Исказить такие простые и очевидные отношения человека, затрат труда, структуры и форм продукта могло, по-видимому, только марксово неадекватное измерение стоимости виртуальным, туманным и путанным общественно-необходимым рабочим временем.

Вот почему, напротив, в наноэкономике, в диалектической теории стоимости–ценности формой стоимости продукта труда является натуральная форма самого этого товара, а величина стоимости продукта СТРОГО и ТОЧНО фиксируется индивидуальными и фактически осуществленными затратами труда (измеряются рабочим временем) в процессе изготовления продукта раньше всякого обмена, как себестоимость продукта труда.

Только после такой кардинальной перемены точки зрения на содержание стоимости можно хоть как-то воспринять и противоречивую оговорку Карла Маркса в его рассуждениях о формах стоимости о том, что «дана величина стоимости холста».

“Если данный вид товара, например, сюртуки, приобретают характерное свойство – находиться в форме, непосредственно обмениваемой на холст, то этим отнюдь еще не указывается та пропорция, в которой сюртуки и холст могут обмениваться друг на друга. Она зависит, поскольку дана величина стоимости холста, от величины стоимости сюртуков” (выделено Сафончиком В.Н.).

Избранные соч. Т7, стр. 55

В разделе 3.2.4 после приведения этой цитаты я мысленно спрашивал Маркса о том, а где ранее на протяжении 20 страниц «Капитала» им была дана, показана стоимость холста, раскрыта методика ее расчета? И ответа, конечно, не было. Но даже если бы такой ответ и был, спросим Маркса иначе: а почему не дана стоимость и сюртука? Если до менового отношения каким-то туманным образом дана стоимость холста, то таким же туманным образом должна быть дана и стоимость сюртука!

И тогда должна быть оспорена вся теория Маркса об относительной и эквивалентной формах стоимости.

Прежде всего, «не работает» неоднократно педалируемое Марксом утверждение об исключительной односторонности форм стоимости в меновом выражении. Мол, только первый товар находится в относительной форме стоимости, и только второй товар – в эквивалентной форме стоимости. Достаточно только (ничего не переворачивая, чего боялся Маркс) стать на точку зрения владельца второго товара (сюртук). А с его точки зрения его товар сюртук находится в относительной форме стоимости, а товар его контрагента – в эквивалентной форме стоимости. И, о ужас, оба товара одновременно и соотносительно оказываются находящимися и в относительной и в эквивалентной форме стоимости! Но как же тогда Марксу развивать теорию денег?..

Это – по меньшей мере.

Дальше – больше. Если стоимости обоих товаров известны (Маркс писал «даны»), зачем вообще нужны тогда относительная и эквивалентная формы стоимости? Зачем тогда вообще все эти оспариваемые оппонентами, но отстаиваемые Марксом рассуждения об аналогии обменных отношений с «простыми дробями» в математике, если заранее известны количественные значения и числителя, и знаменателя? И если обмен на рынке, по Марксу, производится по стоимости, тогда на практике (для равностоимостного обмена) каждый товаровладелец должен был бы на ценнике писать точную стоимость-себестоимость товара. А обмен должен был бы сводиться к подбору количеств товара, точно соответствующего равным стоимостям.

Такой метод (способ обмена), как обмена продуктами, был возможен и существовал в патриархальную и раннюю пост-патриархальную эпоху, когда все процессы производства в семье были «на глазах» и «на счету» партнеров. Но в эпоху товарного производства, которое и было предметом марксового анализа, обмен стал другим.

В эпоху становления рыночного хозяйствования каждый товаровладелец выходит на товарный рынок с точным знанием стоимости-себестоимости своего товара, который он предполагает обменять, и стоимостей-себестоимостей других своих продуктов, если таковые имеются. А формируются в процессе обмена потребительные ценности своих товаров для других товаровладельцев и потребительная ценность чужого товара для себя.

В марксовом примере с 20-ю аршинами холста и 1-м сюртуком происходит следующее установление потребительных ценностей.

С одной стороны, владелец холста формирует в своем сознании относительную потребительную ценность своего холста для владельца сюртука, а владелец сюртука формирует в своем сознании относительную потребительную ценность своего сюртука для владельца холста. Сюртук становится форменным эквивалентом (формой эквивалента, по которой от отыскивает среди своих продуктов такой же) для владельца холста. А минимальная альтернативная стоимость такого же сюртука, (например, изготовляемого ранее самим владельцем холста или покупавшегося им ранее на рынке) является стоимостным эквивалентом, выступает в форме эквивалентной стоимости, и становится для владельца холста величиной относительной потребительной ценности холста для данного владельца сюртука. Таким образом, для владельца холста в дополнение к известной ему до обмена стоимости своего холста становится определенной и потребительная ценность холста для данного конкретного владельца сюртука. Таким образом, холст имеет, как и прежде, вещественную потребительную значимость для всех потребителей, трудозатратную стоимость для его владельца (изготовителя) и «обретает» теперь в сознании его владельца конкретную трудорезультативную потребительную ценность для данного конкретного потребителя – владельца сюртука.

Аналогично и напротив, холст становится форменным эквивалентом (формой эквивалента, по которой от отыскивает среди своих продуктов такой же) для владельца сюртука. А минимальная альтернативная стоимость такого же холста, (например, изготовляемого ранее самим владельцем сюртука или покупавшегося им ранее на рынке) является стоимостным эквивалентом, выступает в форме эквивалентной стоимости, и становится для владельца сюртука величиной относительной потребительной ценности сюртука для данного владельца холста.

Таким образом, для владельца сюртука в дополнение к известной ему до обмена стоимости своего холста становится определенной его потребительная ценность для данного конкретного владельца холста. Таким образом, сюртук, как и прежде, вещественную потребительную значимость для всех потребителей, трудозатратную стоимость для его владельца (изготовителя) и «обретает» теперь в сознании его владельца конкретную трудорезультативную потребительную ценность для данного конкретного потребителя – владельца холста.

С другой стороны, в результате состоявшегося обмена холста на сюртук, для владельца холста появляется дополнительный альтернативный вариант обретения в свое потребление товара сюртук. А именно: целенаправленное изготовление дополнительного к собственным потребностям количества холста и обмена его на сюртук. Затраты предпотребления сюртука для производителя холста получаю теперь альтернативную форму затрат изготовления холста (затратами на обмен, для упрощения, пренебрегаем).

Если владелец холста изготавливал ранее сюртук самостоятельно, то телесная форма сюртука служила ему и формой потребительной ценности для него сюртука и формой стоимости (себестоимости) его изготовления. А величина потребительной ценности для себя сюртука равнялась величине затрат изготовления сюртука, стоимости (себестоимости) его изготовления.

Теперь, после обмена, к этому базовому варианту ценностей-стоимостей добавляется другой вариант. Теперь потребительная ценность сюртука для владельца товара холст обретает вещественную форму его обмениваемого холста, а потребительная ценность для него чужого сюртука обретает величину стоимости изготовления своих 20 аршин холста. И если стоимость изготовления своего холста окажется меньше, чем стоимость самостоятельного изготовления сюртука, то минимальной альтернативной стоимостью обретения в потребления сюртука для владельца холста станет стоимость изготовления 20 аршин холста и его обмена на сюртук. И теперь потребительная ценность сюртука для него станет равна стоимости изготовления холста.

Аналогично, теперь потребительная ценность холста для владельца товара сюртук обретает вещественную форму его обмениваемого сюртука, а потребительная ценность для него чужого холста обретает величину стоимости изготовления своего сюртука. И если стоимость изготовления своего сюртука окажется меньше, чем стоимость самостоятельного изготовления холста, то минимальной альтернативной стоимостью обретения в потребления холста для владельца сюртука станет стоимость изготовления 1-го сюртука и его обмена на 20 аршин холста. И теперь потребительная ценность холста для него станет равна стоимости изготовления сюртука.

В меновом отношении оба товара соотносительно находятся и в форме относительной потребительной ценности, и в форме эквивалентной стоимости. Неизвестная ранее относительная потребительная ценность получает количественное выражение в известной ранее минимальной альтернативной стоимости. Потребительная ценность выражается в стоимости теперь уже и через процесс обмена.

Кроме того, и таким образом складываются стоимостные предпосылки для закрепления и стимулирования соответствующего разделения труда между изготовителем холста и изготовителем сюртука.    

Подведем итог.

Формой стоимости, формой индивидуально необходимых для изготовления продукта труда затрат рабочего времени служит натуральная, материалистическая форма самого этого продукта труда, его потребительная значимость.

Величиной стоимости продукта труда является величина затрат рабочего времени, индивидуально необходимых для изготовления этого продукта труда, величина себестоимости этого продукта труда.

В сознании первого участника обмена формой потребительной ценности первого из двух обмениваемых товаров служит форма стоимости, то есть натуральная, материалистическая форма, потребительная значимость второго из двух обмениваемых продуктов труда (форма своего продукта, аналогичного получаемому в обмен на свой).

В сознании первого участника обмена величиной относительной потребительной ценности первого из двух обмениваемых продуктов труда для второго участника обмена служит величина стоимости второго из двух обмениваемых продуктов труда в альтернативном обретении (в самостоятельном изготовлении).

В сознании второго участника обмена формой потребительной ценности второго из двух обмениваемых продуктов труда служит форма стоимости, то есть натуральная, материалистическая форма, потребительная значимость первого из двух обмениваемых продуктов труда (форма своего продукта, аналогичного получаемому в обмен на свой).

В сознании второго участника обмена величиной относительной потребительной ценности второго из двух обмениваемых продуктов труда для первого участника обмена служит величина стоимости первого из двух обмениваемых продуктов труда в альтернативном обретении (в самостоятельном изготовлении).

В сознании каждого участника обмена формой потребительной ценности (альтернативной) для него обретения в потребление получаемого товара становится вещественная форма своего отдаваемого товара. А величиной относительной потребительной ценности получаемого товара становится величина стоимости (себестоимости) отдаваемого товара.

Ничего не надо “переворачивать”. Оба обмениваемых продукта труда имеют совершенно одинаковый, соотносительный “статус” – относительной формы потребительной ценности и эквивалентной формы стоимости.